Я на мир взираю из-под столика, век двадцатый – век необычайный. Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней!..
Николай Глазков
Гениальный поэт Николай Иванович Глазков появился на свет 104 года назад...
ТУТАНХАМОНА ВИДЕЛ Я В ГРОБУ
Как редкостная птица марабу
И как жуки степные – скарабеи,
Он был людей сегодняшних глупее, –
Тутанхамона видел я в гробу!
Позабывая важную борьбу,
Он утолял тщеславие пустое:
Хлестал придворных плетью золотою, –
Тутанхамона видел я в гробу!
С печатью величавости на лбу
Он золота имел посмертно много,
Но выглядел напыщенно, убого, –
Тутанхамона видел я в гробу!
Мои друзья, знакомые, коллеги,
Живущие в двадцатом бурном веке,
Зря не пеняйте на свою судьбу, –
Тутанхамона видел я в гробу!
Наш век свою имеет похвальбу,
Свои золотоносные распадки,
И благородней наших дней порядки, –
Тутанхамона видел я в гробу.
РАЗМЫШЛЕНЬЯ
Ноль как число не смотрится никак,
Но действует, как пограничный знак!
И у него, как крылья у орла,
Есть верхняя и нижняя шкала.
В любой науке понимая толк,
Ноль разделяет капитал и долг.
Живя на уровне морской волны,
Он в центре высоты и глубины.
Ноль отделяет воду ото льда,
От зноя отделяет холода.
Ноль – это разделения король:
И время, и пространство делит ноль.
Он разделяет бесконечность доль,
Но существует абсолютный ноль.
По Томсону иль Кельвину шкала
Не знает, что такое два крыла.
Там странный ноль – непостижимый знак.
А что за ним? Ничто? Безмолвье? Мрак?
Иль бесконечность антивещества,
Где процветают антисущества?
Иль за пространством скрытые миры?
Иль отчужденность чёрной той дыры,
В которой красного смещенья нет,
А действует смещенье фиолет?
Иль наше время движется там вспять?
Кому-то это суждено узнать!
Узнаем мы, которые живём
Над абсолютным кельвинским нулём!
* * *
Куда спешим? Чего мы ищем?
Какого мы хотим пожара?
Был Хлебников. Он умер нищим,
Но Председателем Земшара.
Стал я. На Хлебникова очень,
Как говорили мне, похожий:
В делах бессмыслен, в мыслях точен,
Однако не такой хороший.
Пусть я ленивый, неупрямый,
Но всё равно согласен с Марксом:
В истории что было драмой,
То может повториться фарсом.
ФОТОГРАФИРУЙТЕСЬ!
Хорошо, что солнце светит в марте.
Отмечая радостно весну,
Не играйте в домино и в карты,
А фотографируйтесь в лесу!
Вы, пока в расцвете и в зените,
Отгоните бесполезный страх:
Лишнюю одежду всю снимите
И фотографируйтесь в трусах!..
Обязательно снимите обувь –
Похвалиться сможете потом:
Возле синеватого сугроба
Смело снег топчите босиком!
Вы пока в зените и в расцвете,
Старость не берёт вас за бока,
Радуйтесь тому, что есть на свете
Фото на грядущие века!..
Чтобы после ваши дети, внуки,
Проходя по мартовским лесам,
Забывали все свои недуги
И усердно подражали вам!
ПРО ТО, КАК ВОДЫ РАСХВАЛИЛИСЬ
Родник хвалился: – Я велик!
Я очень многого достиг,
Вобрал в себя десятки влаг...
Но вот родник вбежал в овраг.
В овраге тёк большой ручей.
Каков был смысл его речей?
Ручей хвалился: – Я велик!
Я очень многого достиг,
Вобрал десятки родников,
Вот я каков, вот я каков!
Но скоро в речку впал ручей.
Мы предоставим слово ей.
Хвалилась речка: – Как река
Я чрезвычайно велика!
Ручьёв я сотни вобрала,
Вершу огромные дела,
Теку неведомо куда...
Но впала в реку речка та.
Река хвалилась: – Я, река,
И широка и глубока.
Так много речек вобрала,
Что не упомню их числа!
И не хвалиться мне нельзя:
Ведь не случайно и не зря
Присвоен мне великий сан...
Река впадала в океан,
И океан тот был велик!..
Увы! Не знал того родник!
* * *
Есть преданье: Иуда повесился
На осине, на горькой осине, –
И дрожит мелкой дрожью невесело
Лист осины по этой причине.
Полагали так божии странники,
Но в садах Иорданской долины,
По проверенным данным ботаники,
Не росло ни единой осины.
А у нас острова есть лосиные,
И леса, и болота покуда
Чрезвычайно богаты осинами,
Но не вешается Иуда!
* * *
Лез всю жизнь в богатыри да в гении,
Небывалые стихи творя.
Я без бочки Диогена диогеннее:
Сам себя нашёл без фонаря.
Знаю: души всех людей в ушибах,
Не хватает хлеба и вина.
Даже я отрёкся от ошибок –
Вот какие нынче времена.
Знаю я, что ничего нет должного...
Что стихи? В стихах одни слова.
Мне бы кисть великого художника:
Карточки тогда бы рисовал.
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый – век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
